Тури́зм или туристские поездки — выезды или туристские поездки — выезды (путешествия) посетителей в другую страну или местность, отличную от места постоянного жительства, с любой целью, кроме трудоустройства.
Человека, совершающего такое путешествие, называют туристом, путешественником или посетителем. Сферы экономики, которые охватывают коммерческую деятельность организаций, в основном связанных с туризмом, относят к отраслям туризма, например, бюро путешествий и другие услуги бронирования. По целям и способам поездок туризм подразделяется на множество категорий и видов.
Не успел я распространить и десяток экземпляров, как ко мне подскочил Кульбин. <...> Он начал в миноре ― с жалоб на положение современной Италии, раздавленной своим великим прошлым и проституирующей его на всех торжищах, куда стекаются отовсюду несметные толпы любопытных. «Туризм ― вот язва, разъедающая тело моей родины! ― с горечью восклицал он. ― Непрекращающееся нашествие иностранцев не только превращает живую страну в кладбище прошлого, но, постоянно подогревая интерес к памятникам ее старины, к музеям, картинным галереям и прочим хранилищам, преграждает нам, молодым и сильным, пути к дальнейшему развитию, обрекает нас оставаться в плену у вчерашнего дня».[1]
― А что же тогда?
― Будем путешествовать. Мы туристы.
Алик поправил Димку:
― Какие же мы туристы? Туристы на время уходят из дому, а мы навсегда порвали с затхлым городским уютом и мещанским семейным бытом.
― Точно, ― сказал Юрка. ― Мы пожиратели километров, ― уточнил Димка.
― Вот дают! ― восхитился Шурик Морозов. ― Пожиратели! Ну и везёт нам, ребята, в этот раз на суше![3]
Прежде чем говорить о туризме, необходимо решить для себя вопрос: что же такое вообще туризм? С. Щербаков из Ужгородского облсовета по туризму считает, что журнал «Турист» должен печатать побольше маршрутных карт и рассказывать о методике походов. Журнал «Турист», вероятно, так и будет делать. Но разве туризм ― это обязательная утренняя побудка на турбазах, построение на линейке, распорядок дня с некоторым казарменным оттенком, рапорты дежурному инструктору и глуповатая, я бы сказал, игра в вопросы-ответы: «Настроение?» ― «Бодрое!» ― «Аппетит?» ― «Волчий!» Что-то уж очень примитивно понимают у нас в некоторых областных советах смысл туризма. Нет, турист ― это не обязательно тот, кто взваливает на плечи рюкзак с консервами, надевает кеды и лезет в гору до изнеможения, а по вечерам поет песни под гитару у костра или накручивает «Спидолу». А разве не турист старый человек, решивший провести какое-то время в горах? Или мать с детишками? Или целая семья, приезжающая просто отдохнуть и подышать горным воздухом, ― разве они не туристы? А любители старины, рыболовы, охотники, байдарочники, лыжники, наконец, люди, жаждущие тишины и покоя, ― разве не туристы? Человек может поехать за тысячу километров, чтобы просто пожить в хорошей уютной гостинице. Я видел старых и молодых женщин в Чехословакии, в Высоких Татрах. Днем они гуляли по окрестностям, по вечерам сидели в огромном холле «Гранд-отеля», разговаривали.[4]
Была уже ночь, когда мы сошли с поезда. Вот он ― «ночной сумасшедший Париж!» Но такой ли уж он «сумасшедший»? Да, действительно, всю ночь пылает неоновый пожар на Елисейских полях, радуют глаз огни Больших Бульваров, пляшут светящиеся рекламы кабаре Монмартра, зазывают «весёлые» площади Клиши ― Бланш ― Пигаль. Но ночной Париж ― это Париж туристов. Всюду звучит разноязычная речь. Туристы любуются полуголыми «девочками» в Лидо, Фоли-Бержер, Мулен-Руж и совсем голыми в многочисленных других «буат де нюи» ― ночных кабаре, клубах, кабаках.[5]
Именно фотоаппарат и выдаёт истинную цель туриста: не столько увидеть достопримечательности, сколько запечатлеть, чтобы потом хвастаться.
Претерпевая немыслимые неудобства, турист всё время мечтает о том холодном осеннем дне, когда в его гостиной соберутся заинтересованные слушатели и зрители. Демонстрация слайдов — миг его подлинного триумфа. <…>
Зрителям, которые при сём присутствуют, совершенно безразлично, что изображает каждый слайд и даже правильно ли он вставлен. Единственное, что их заботит, — сколько продлится просмотр. Если на каждый слайд уходит в среднем полторы минуты, а всего их насчитывается порядка двух тысяч, то перед экраном можно провести не один день. Сосредоточенное внимание на лицах зрителей объясняется тем, что каждый в уме проводит соответствующий подсчёт, а эмоциональные возгласы раздаются как раз тогда, когда кому-то удаётся найти ответ.
Прелести водного и сухопутного туризма мне уже вдохновенно живописал Бен: «Понимаете, вымокнете с головы до ног, жрать нечего, комары полморды отъели, костёр не разводится ― хорошо! Мы вас непременно приучим к турпоходам, благодарить будете…»[6]
В беглых заметках коснуться каждой из «шестеренок» почти невозможно. Но даже невооруженным глазом видно: туризм ― это мощный рычаг экономики. Туризм влияет на образ жизни американца, на его представление о мире и о своей стране, туризм помогает решать проблемы здоровья, проблемы свободного времени и занятости людей. Охрана среды непосредственно связана с миграцией массы людей. Туризм влияет на формы хозяйственной деятельности, коммуникации, использование земли… Немаловажный вопрос: всем ли доступно «открытие Америки»? Короткий ответ таков: всем, кто может платить. Стандарты жизни в Америке высоки.[7]
В заповеднике — толчея. Экскурсоводы и методисты — психи. Туристы — свиньи и невежды. Все обожают Пушкина. И свою любовь к Пушкину. И любовь к своей любви.
Туристы из Риги — самые воспитанные. Что ни скажи, кивают и улыбаются. Если задают вопросы, то, как говорится, по хозяйству. Сколько было у Пушкина крепостных? Какой доход приносило Михайловское? Во что обошелся ремонт господского дома?
Кавказцы ведут себя иначе. Они вообще не слушают. Беседуют между собой и хохочут. По дороге в Тригорское любовно смотрят на овец. Очевидно, различают в них потенциальный шашлык. Если задают вопросы, то совершенно неожиданные. Например: «Из-за чего была дуэль у Пушкина с Лермонтовым?» <…> Интеллигенция наиболее придирчива и коварна. Готовясь к туристскому вояжу, интеллигент штудирует пособия. Какой-нибудь третьестепенный факт западает ему в душу. Момент отдаленного родства. Курьезная выходка, реплика, случай… Малосущественная цитата… И так далее.
Мы сидели в бюро, ожидая клиентов. Разговоры велись о Пушкине и о туристах. Чаще о туристах. Об их вопиющем невежестве.
«Представляете, он меня спрашивает, кто такой Борис Годунов?..»
Лично я в подобных ситуациях не испытывал раздражения. Вернее, испытывал, но подавлял. Туристы приехали отдыхать. Местком навязал им дешевые путевки. К поэзии эти люди, в общем-то, равнодушны. Пушкин для них — это символ культуры. Им важно ощущение — я здесь был. Необходимо поставить галочку в сознании. Расписаться в книге духовности…
— Туристы, — заявил Посейдон. — От них все беды.
— Не томи, Посейдончик, — сказала Алиса. — Расскажи.
— «Далия» столкнулся с неучтённым роем метеоритов. А при расследовании они оказались искусственными.
— Кто же их сделал?
— Туристы. Упрощённо говоря, они были содержимым помойного контейнера, который кто-то выбросил за борт. Очистки и объедки мгновенно превратились в замерзшие твёрдые тела, и летели они с той же скоростью, с которой когда-то летел корабль, который их выбросил. <…> Я бы на месте людей объявил туризм вне закона.
— Посейдон, ты преувеличиваешь, — улыбнулась Полина, накрывая на стол. — Это же редкие исключения.
— Вот столкнёмся с консервной банкой, — ответил Посейдон, — тогда по-другому заговоришь. Если сможешь.
Полине не хотелось спорить со стариком…
— Турист, — сказал Посейдон, когда обнаружилось, что корабль невелик. — Сердце болит, чувствую, что турист.
— У тебя не сердце, а бесчувственный компьютер, — напомнила Алиса.
— Компьютер, снабжённый интуицией, а это что-нибудь да значит, — сказал Посейдон.
Полина включила связь. И не успела она вызвать корабль, как в эфире послышались странные, ритмичные звуки: три точки, три тире, три точки, три тире…
— SOS! — закричал Посейдон. — Турист заблудился. Так ему и надо.
— В самом деле, сигнал бедствия, — сказала Полина. — Посейдон, мы меняем курс.
— Ну, вот это лишнее, — проворчал Посейдон, хотя в самом деле так не думал. Он тут же отдал приказ компьютеру, и тот стал высчитывать новый курс.
Кризис медленной помощи – это дефицит пространства для роста души. Много разных услуг, а пространства для души все меньше. Сейчас это отчасти сознается, но сознается умом, привыкшим к скорой помощи, и тут же профанируется. Пространство для души тоже становится коммерческой услугой. И массовый туризм разрушает, затаптывает, опошляет леса и горы, гадит на памятниках старины, забрасывает консервными банками берега и тащит транзисторы в развалины монастырей. Мир спасёт красота? Мир спасет любовь? Да, и красота, и любовь, но красота, увиденная глазами Мышкина (а не Рогожина).[9]
В номере 2 за 1977 год замечательного журнала «Вокруг света» была опубликована небольшая заметка под названием «Взаимность». Публикация имела глубокий философский смысл. Она повествовала, что туристы, посещающие конголезский Национальный парк Рвинда, ходят днем к реке смотреть на купающихся бегемотов, а ночью уже бегемоты подтягиваются к гостинице и наблюдают за туристами. Зоопарк, да и только.[10]
Высшей степенью посвящения в туризме в ту эпоху был Путь Геолога, причем культ этой мирной профессии был сравним с поклонением лётчикам в 30-е годы, — спелеологи и альпинисты почему-то шли на особицу, их занятия воспринимались лишь как экзотические и специальные ответвления Главного Пути. В туризме были свои певцы, гуру и герои, и в последних высших своих проявлениях это было своего рода сектантство — десятью годами позже те же черты повторятся в движении хиппи. Кстати, этот повальный, пусть и плохо осознанный эскапизм, присущий советскому туристическому движению, рифмовался с американским битничеством, пусть марихуану заменяла водка.[11]
В какой-то момент я обиделся и разозлился на Париж. Это зажравшийся, отупевший, бесчувственный город. Город, в котором голуби подыхают, обожравшись шоколада, недоеденного туристами. Вот еще один готов: глаза затянулись пленкой, только крылья еще отхлопывают по асфальту какой-то сбивчивый, агонизирующий ритм. ОбманкаChamps Elysées: ничего настоящего, просто гигантский супермаркет и огромное кафе, в котором кресла, как в кинотеатре, развернуты в сторону улицы. Вечером туристы будут наблюдать здесь «спектакль жизни», т.е. туристов же. Или продавцов птичьих трелей, свистающих на разные лады в пассаже. В какой-то момент показалось, что все это нереально.[12]
— Василий Голованов, «Остров, или оправдание бессмысленных путешествий», 2002
Наш турист никогда не потратит лишний процент на страховку собственной путевки. Он будет сидеть в аэропорту в Тунисе и ждать, когда государство, не несущее формально никакой ответственности за бизнес-отношения между туристом и туркомпанией, будет за свой счет его вытаскивать[13].
Во времена моего детства надпись «турист» сопровождала картинку, на которой человек в кедах с рюкзаком карабкается в горы. Ныне под аналогичным комментарием — пляжник: солнцезащитные очки, шезлонг под пальмой у лазурных вод океана. Всё течёт, всё меняется.
Мы живем не как туристы,
Как лентяи и поэты,
Не скупясь и не считая,
Ночь за ночью, день за днём.
Под окном левкой душистый,
Камни за день разогреты,
Умирает, истекая,
Позабытый водоём.[14]
Спал ли я в эту ночь, ― «герой без поэмы», ― в помарках от шпал?
Спал, спасенный. Как сипай. Как спирит.
Вот… ― отпеты. «К Ахматовой» ходит автобус туризма.
У Гитовича ― камень. И камень ― скамья. Там я пью, окропляя. Один.
Там, где было два домика-ёлочки, там и теперь две дачки.
В одной не живет донна Анна. В другой ― друга нет.[15]